ПОСТСОБОРНЫЕ ЗАМЕТКИ. РЕФЛЕКСИЯ

Собор закончился, а из-за проблем с интернетом писать как-то перехотелось. Теперь все разъехались, я остался один, и стало скучно. Решил все же написать. Немного порефлексировать, говоря соборным языком.

Несомненно то, что мое присутствие здесь для меня сразу же показалось странным, потом показалось, что не показалось. Мой язык, переформировавшийся за годы общения с простыми белорусскими служаками, перестал воспринимать высокий слог. Я приземлился настолько, что поймал себя на том, что натужно вспоминаю значение смутно знакомого термина или понятия, которое произнес первый же докладчик, кстати, сыпавший ими как из рога изобилия. Пока я вспоминал первое, он успел выпалить еще около десяти и я отказался от безумной затеи.

На второй день втянулся и начал понимать не только слова, но и то, что за ними стоит. Некоторыми идеями, конечно же, пережеванными и переоформленными, переведенными на русский язык я и хочу поделиться. Но начну не с этого, а с того, что Собор сразу стал для меня пророческим. Объясню почему: приехав с огромным набором вопросов и предвкушением, что, как минимум, некоторые из них будут отвечены, я сразу же разочаровался. Дело в том, что по мере углубления, я потихонечку стал понимать, что вопросов не только не становится меньше, но они умножаются, группируются и приобретают угрожающие формы. Что было делать? Я стал молиться и сетовать на то, что нет ответов, и даже немного загрустил. В это время Михаил Дубровский что-то говорил и я услышал только то, что должен был услышать. А именно, старый еврейский анекдот: к рабани пришел парень и задал вопрос: в чем смысл жизни? На что не получил ответа и повторил вопрос. Реббе поправил очки и сказал: неужели ты хочешь променять Такой вопрос на какой-то там ответ?!

Еще одна вещь, которая меня поразила - это количество по настоящему больших людей, которые «сняли пиджаки» и работали на равных с такими как я. Меня поразило отсутствие снобизма, присущее многим нашим великим реформаторам и новаторам, к которым невозможно подойти за версту, потому, что ты просто... – Величко. Молитва каждый вечер поглощала силой и реальным присутствием Бога. Пели все: и старые, и кто помоложе, даже если не все было в формате их понимания.

Спокойно говорили об инаковости. Не раздражались «сухой» баптисткой молитве и не шарахались от криков харизматов. Много общения, не отягощенного превозношением и доминированием. В рабочих группах каждый чувствовал себя свободно и присутствие епископов не чувствовалось как некое довлеющее средоточие контроля. За некоторые высказывания наши давно бы уже не только лишили сана, но и сделали бы нечто похуже...

По-настоящему поразило стремление к единству.